Содержа противоречие в самой себе, демократия, как форма государственности является иллюзией свободы, равенства и справедливости. Стоит лишь потребовать от демократии действительного соблюдения ее собственной конституции, реального соответствия слов делу, как прекрасное создание мигом обернется злой мегерой (не самый свежий, но достаточно ясный пример: расстрел парламента "отцом русской демократии"), т.е. это химера общественного самосознания, маска государственной идеологии, за которой в действительности скрывается бюрократия.
В сознании нашего общества демократия более всего ассоциируется со свободой слова и выборностью власти.
Слова без дел есть сотрясение воздуха и общество может предаваться сему занятию сколько угодно - бюрократия готова это терпеть - лишь бы само дело всегда оставалось ее прерогативой, что же касается второго пункта, то историческое состояние страны со всей очевидностью показывает, что если общество в целом слепо, то выборы поводырей смысла не имеют (а зрячий народ в них просто не нуждается!).
Именно для того, чтобы пустить пыль в глаза, навести тень на плетень и завуалировать истинное положение дел, бюрократия в нашей стране использует импортное понятие "демократия" вместо отечественного слова "народовластие" потому, что первое звучит как нечто качественное, а второе выглядит откровенной насмешкой. Советский строй был бюрократической подделкой под социализм, нынешний - под демократию.
Закономерен вопрос: а какая ценность в подделках? Они стоят тех жертв и лишений, что выпадают на долю народа? России ли довольствоваться ими?
Самосознание нашего общества это яйцо, скорлупа которого образована государственной идеологией, а внутри находится иголка страха собственного невежества - залог кащеева бессмертия российской бюрократии.
Проблема власти главным образом заключается в том, что будучи поставлена создавшим ее обществом перед досадной необходимостью как-то служить его интересам, она, как правило, не имеет для этого за душой ничего, кроме: лестного самомнения, истовой благонамеренности и бурного рвения, т.е. власть иной раз и рада бы послужить обществу верой и правдой, но в действительности не знает что для этого надо делать.
Разумеется, сама она ни о чем подобном даже не подозревает и исходит из своего главенствующего положения, считая его непосредственным выражением истины в последней инстанции, и с административным восторгом пускается в различные эксперименты, которые, имея к подлинным потребностям общества отношение лишь косвенное, уносят власть в такие выси государственной мудрости, погружают в такие глубины стратегических замыслов, уводят в такие дали исторических перспектив, что первооснова совершенно теряется из вида и все заканчивается закономерным крахом идей оторванных от действительных интересов общества, тем более, что и оно, как зорко подметил классик, зачастую само не знает чего хочет: "не то конституции, не то севрюжины с хреном". Соответственно и ведет себя: сначала терпеливо ждет манны небесной, затем начинает роптать и требовать выполнения священных обязанностей и в конце концов все дело разрешается по канонам скандала в благородном семействе - главным образом для того, чтобы с другими лицами все повторить заново.
В своем стремлении к государству общество напоминает мещанку, пытающуюся устроить свою судьбу через брак с солидным господином, но почему-то постоянно попадаются то мошенник, то деспот, то импотент, а чаще всего - все сразу!
А счастье было так возможно, так близко!
Единственной и прямой служебной обязанностью власти п о К о н с -т и т у ц и и является обеспечение гражданских прав общества на достойную человека жизнь, однако весь фокус заключается в том, что в реальности она это сделать неспособна и фактически лишь спекулирует на своей безответственности, т.е. паразитирует на том, что общество, вследствии неразвитости своего самосознания, не в состоянии спросить с власти за какие такие заслуги она так вольготно устроилась на его шее?
Обществу достаточно потребовать от власти лишь действительного соответствия ее собственных слов делу, деклараций - реальности, намерений - результатам, чтобы тайное стало явным, как и то, что сама власть, в страхе за свое благополучие, считаться с Конституцией нужным отнюдь не находит. Более того: единственной политтехнологией власти, когда она не чувствует в себе достаточной уверенности (т.е. особенно в предверии выборов) является нагнетание в обществе атмосферы страха эскалацией насилия (отработано еще на "монголо-татарском иге") - именно поэтому в стране уголовщина начинает входить в кураж, гибнут люди, способные во всеуслышание сказать правду, происходят странные провокации и совершаются чудовищные теракты - как показывает история: нет ни видов, ни масштабов преступлений, на которые власть не пошла бы в борьбе за блага своего социального положения.
Кроме того: помимо технологической отсталости, экономического бардака, социальной напряженности, криминогенной обстановки, экологических угроз, интеллектуального упадка, духовного оскудения и физического вымирания, Россия имеет еще территориальные вопросы со стороны Германии и Японии, за спиной которых стоят США со всей своей мощью и глобальными проблемами ведущей капиталистической державы, а следовательно и естественным соблазном пути наименьшего сопротивления, т.е. - не макроэкономической реорганизации, а - геополитических изменений.
К сожалению, история уже не раз становилась свидетельницей того, что законы политической экономии умеют заставлять здравый смысл народов отступать на задний план. Как немало она имеет и доказательств того, что власть способна решать подобные вопросы в основном лишь ценой народной крови, либо за счет национального унижения.
Между тем решением этой проблемы является только достижение превосходства над США и их стратегическими партнерами в научно-техническом развитии, экономическом потенциале страны и уровне жизни народа. Способна ли Россия на такое? Вполне, но только одним - единственным способом: став страной более свободной чем они, а в этом превзойти Соединенные Штаты, как и капитализм вообще, можно лишь обретением подлинной, действительной, настоящей свободы - тогда, помимо всего прочего, можно смело рассчитывать не только на здравый смысл народов мира, но и на их всемерное содействие. Решение этой задачи прямо противоречит классовой природе бюрократии и поэтому никоим образом не входит в круг ее интересов.
Зато уже сегодня власть вместо исполнения своих обязанностей предпочитает заниматься присвоением прав общества - тех самых, что ею же задекларированы в Конституции и прежде всего - на свободный доступ к любой информации, касающейся вопросов истории и жизни страны.
Происходит это по совершенно простой причине: власть, естественным образом освобождается от всяких иллюзий относительно своей компетенции гораздо быстрее общества и, в предверии грядущей социальной конфронтации, заранее старается взять процесс развития событий под максимальный контроль.
Поэтому же бюрократия выводит сегодня на арену политической борьбы свой непосредственный оплот - службу ГОСУДАРСТВЕННОЙ безопасности с ее антиобщественной, а потому провокационной спецификой деятельности.
Все закономерно: если роды государства потребовали прямого насилия и окольной лжи, то его кончина диалектически должна сопровождаться открытой ложью и тайным насилием, а в недрах этой организации, при всей ее интеллектуальной элитарности среди силовых структур, немало людей путающих родину с начальством.
Что как не способность бюрократии превращать в абсурд, позор и преступление даже самое святое демонстрирует сегодня в Чечне некогда великая армия-освободительница? И разве сама судьба народа-победителя, ныне живущего чуть ли не на милостыню бывшего противника, роскошные особняки чиновничества и его подельников среди до сих пор не преданных земле останков павших в боях за будущее страны героев и убогое житье-бытье ветеранов войны и труда, сумевших своими руками переломить броневой хребет фашистской гадине, но оказавшихся беспомощными перед коростой отечественной бюрократии (судя по тому, как в сравнении с ними, живет распоряжающееся созданными народом материальными благами чиновничество, оно явно считает, что сделало для России гораздо больше!) не говорят о власти все, что достаточно для окончательного приговора истории?
